Может ли геология Потопа объяснить толщину меловых залежей?

Автор: Др. Эндрю Снелинг (англ. Andrew A. Snelling) 
Источник: creation.com
Перевод: Екатерина Рост 
Редактура: Владимир Силенок, Катерина Савченко

 Многим людям доводилось видеть — воочию или на фотографиях — знаменитые Белые скалы Дувра в южной Англии. Такой же меловой пласт наблюдается вдоль побережья Франции на противоположной стороне Ла-Манша. Меловые отложения тянутся вглубь суши через территорию Англии и северной Франции, простираясь на север и запад до побережья Антрима и близлежащих областей Северной Ирландии.  Обширные меловые пласты есть и в Северной Америке: в штатах Алабама, Миссиссиппи и Теннесси (месторождение «Сельма»), в Небраске и соседних штатах (меловые залежи Ниобрары) и в штате Канзас (месторождение «Форт Хэйз»).^[1]

    Если вы знакомы с геологической летописью и ее эволюционными временными рамками, то вы легко вспомните, что название одного из периода происходит от слова «мел»- меловой период. Поскольку большинство геологов верит в эволюцию Земли и формирование слоев земной коры на протяжении миллионов лет, они объединили все эти разбросанные по миру меловые отложения и предположили существование так называемого мелового периода, то есть многомиллионного отрезка времени, на протяжении которого формировались меловые залежи.

Так что же такое мел?

Пористый, относительно мягкий, тонкозернистый и достаточно рассыпчатый, мел — это минерал обычно белого цвета, состоящий почти полностью из карбоната кальция, как и распространенный минерал кальцит. Таким образом, мел — это разновидность известняка, причем очень чистая по составу. Доля карбоната кальция во французском меле колеблется от 90 до 98%, а в меле из канзасских залежей — от 88 до 98% (в среднем 94%).^[2] Под микроскопом мел выглядит как миллиарды крошечных раковин из прозрачного кальцита в бесструктурной массе мелкозернистого карбоната кальция (микрокристаллического кальцита). В основном в толще мела обнаруживаются останки двух видов микроорганизмов — фораминифер и диатомовых водорослей, в частности, кокколитов и рабдолитов.               

Как же образуется мел? Большинство геологов считает «настоящее ключом к прошлому» и отталкивается от того, где такие микроорганизмы обитают в наше время, а также каким образом и где скапливаются их останки. Фораминиферы, наблюдаемые в меловых отложениях, относятся к планктонным фораминиферам, которые живут в толще морской воды на глубине до 100-200 метров. Коричневые водоросли, образующие крошечные  шайбовидные кокколиты, известны как кокколитофоры и тоже обитают в верхней части толщи морской воды.

     Современные океаны  покрывают почти 71% земной поверхности.  Порядка 20% площади океанов приходится на неглубокие воды вблизи континентов, а остальная площадь — это глубинные воды над океанским дном, покрытым разнообразными осадками. Среди донных осадков есть так называемые илистые , более чем на 30% состоящие из раковин  микроорганизмов, в частности фораминифер и кокколитофоров.^[3] В действительности, почти половина океанского дна до глубины 4500-5000 метров покрыта светлоокрашенным известковым (богатым карбонатом кальция) илом. На большей глубине раковины из карбоната кальция растворяются. Всё равно получается, что около четверти земной поверхности покрыто такими отложениями из микрораковин, образованными микроскопическими растениями и животными, обитающими у поверхности океана.

       Геологи считают, что илистые отложения формируются в результате медленного опускания раковин и кокколитов на дно после смерти микроорганизмов. По оценкам ученых, погружение крупной раковины фораминиферы шириной 150 микрон (0,15 мм) на дно океана может занимать до 10 дней, а более миниатюрные раковины опускаются, вероятно, намного дольше. При этом многие раковины могут раствориться, прежде чем достигнут океанского дна. Тем не менее именно таким медленным накоплением кремнеземного ила на глубинном дне океана геологи объясняют исходное образование меловых залежей.

Вопросы к геологии Потопа

Микроископаемые и микрокристаллический кальцит —  мел из бухты  Баллинтой, побережье Антрим, Северная Ирландия, под микроскопом (×60) (фото доктора Э.Снелинга).

 Это как раз тот момент, когда критики, среди которых не только эволюционисты, заявляют о невозможности объяснения формирования меловых залежей Белых скал Дувра геологическими воздействиями Потопа (геологией Потопа).  Толщина глубоководных донных отложений в наше время составляет в среднем 450 метров, однако этот показатель варьируется от океана к океану и в зависимости от близости суши.^[4] Толщина осадка, покрывающего дно Тихоокеанской чаши, колеблется от 300 до 600 метров, а на дне Атлантики толщина осадка достигает 1000 метров. В середине  Тихого океана  этот показатель может быть меньше 100 метров. Такая разница в толщине, очевидно, отражает различия в скорости накапливания осадков в силу неодинаковости осадочных материалов, приносимых с речной водой и по воздуху, и количества органической материи  в толще поверхностных вод. На последний фактор, в свою очередь, влияют скорость размножения интересующих нас микроорганизмов, их обеспеченность питанием и концентрация карбоната кальция в океанской воде. Вместе с тем, именно на глубоком дне, очень далеко от суши, скапливается тот самый чистейший  известковый ил, который можно было бы рассматривать как предшественника меловой залежи. По данным ученых, скорость накопления составляет 1-8 см в тысячелетие для известкового ила с преимущественным содержанием фораминифер и 2-10 см в тысячелетие для ила из кокколитов.^[5]

     Мы знаем, что толщина мелового пласта в южной Англии оценивается в 405 метров и что он, согласно  трактовке эволюционистов, формировался на протяжении всего так называемого позднего мелового периода,^[6] который длился от 30 до 35 миллионов лет. Несложные подсчеты показывают, что средняя скорость накопления меловых осадков за этот период составляет от 1,16 до 1,35 см в тысячелетие, ровно на нижней границе вышеупомянутых современных скоростей отложения известкового ила. Соответственно, геологи-эволюционисты считают свою правоту доказанной, а критики креационизма настойчиво обращают внимание на то, что такое внушительное количество мела никак не могло образоваться из известкового ила, отложившегося в ходе Потопа.

      И это не единственная сложность, с которой сталкиваются креационисты, пытаясь объяснить меловые залежи последствиями Потопа. Шадевальд утверждает, что, если бы все окаменевшие организмы, включая фораминифер и кокколитофоров в меловых залежах, ожили, то они покрыли бы всю планету слоем не меньше 45 см толщиной, и чем бы все они питались?^[7] Он считает, что законы термодинамики не позволяют Земле поддерживать существование такого количества животной биомассы, и на все организмы, пытающиеся получить энергию от солнца, доступной на Земле солнечной энергии никогда бы не хватило. Cторонник креационизма долгих эпох Хейвард также соглашается с наличием этих проблем.^[8]

     Даже креационист Глен Мортон выдвигал подобные проблемы, говоря о том, что Остинское меловое месторождение, на котором стоит город Даллас (штат Техас), составляет лишь немногим более 100 метров мертвых микроскопических организмов, однако если принять в расчет все меловые залежи в мире, то количество микроорганизмов в их структуре настолько ошеломительно, что они никак не могли жить на Земле в одно и то же время и быть погребенными в иле во время Потопа.^[9] Более того, Мортон указывает на ещё одну проблему, помимо органической массы: для синтеза карбоната кальция микроорганизмами, чьи известковые останки заключены в меловых залежах, необходимо определенное количество углекислого газа (CO₂ ). Учитывая отложения не только мела, но и других известняковых пород, в атмосфере во время Потопа просто не могло быть столько CO₂ , чтобы объяснить все наблюдаемые залежи карбоната кальция.

Ответы креационистов

     Два ученых-креациониста попытались дать резонные ответы на приведенные возражения против геологии Потопа. Это геологи доктор Ариэль Рот из исследовательского института Geoscience Research Institute (Лома Линда, Калифорния) и Джон Вудмораппе. Оба ученых считают, что биологическая продуктивность не может рассматриваться как сдерживающий фактор. Рот^[10] предполагает, что поверхностные планктонные организмы, производящие карбонат, при оптимальной продуктивности способны образовать количество известкового ила, наблюдаемое нами сегодня, за период времени, не превышающий 1000 или 2000 лет. Он утверждает, что, если взять высокую концентрацию фораминифер в океанской воде — 100 шт/литр,^[11] период удвоения биомассы 3,65 дня и наличие в среднем 10 000 фораминифер в 1 грамме карбоната,^[12] то верхние 200 метров толщи воды производили бы 20 г/кв.см. карбоната кальция ежегодно, что, при средней плотности отложений 2 г/куб.см., соответствует 100 метрам за 1000 лет. Некоторое количество осадочного карбоната кальция пропадет на глубине в процессе растворения, и для компенсации этих потерь временные рамки, вероятно, должны быть увеличены, однако если предположить повышенное поступление карбоната в океан из других источников, то в увеличении времени нет необходимости. К тому же, размножение фораминифер на глубине больше 200 метров от поверхности, в свою очередь, требует сокращения временных рамок.

     Кокколитофоры, с другой стороны, размножаются быстрее фораминифер, порой со скоростью 2,25 деления в день, и являются одними из самых быстро растущих планктонных водорослей.^[13]  Рот пишет, что со следующими расчётными данными: средний объем кокколита 22 x 10^-12 куб. см., средний вес кокколита 60 x 10^-12 г,^[14] 20 кокколитов получается из каждого кокколитофора, в одном литре океанской воды содержится 13 x 10⁶ кокколитофоров,^[15] они делятся два раза в день и плотность произведенного ими осадка составляет 2 г/куб.см., мы получаем возможную скорость образования карбонатного осадка 54 см/год верхними 100 метрами океанской воды. С такой скоростью менее чем за 200 лет на дне отложится стометровый слой кокколитов в виде известкового ила. Здесь тоже можно добавить в расчёты дополнительные факторы, такие как растворение карбоната,  уменьшение освещенности из-за высокой концентрации микроорганизмов в воде и воспроизводство кокколитов на глубине больше 100 метров от поверхности, и получить более длительное время образования отложений или, напротив, более короткое, но итоговый результат в общем и целом подтвердит приведенные выше расчёты.

     Вудмораппе^[16] подошел к вопросу с другой стороны. Приняв для расчета за мел все известняки в верхнем меловом и третичном отделам геологической колонны, он получил общий объем мела в 17,5 млн куб. км.  (Конечно, в реальности не все известняки — это мел; данное допущение нужно для усложнения «задачи» и получения самого консервативного результата расчётов из возможных.) Затем, используя расчёты Рота о 100 метрах кокколитовых отложений за каждые 200 лет, Вудмораппе обнаружил, что для получения 17,5 млн куб. метров кокколитов за 1600-1700 лет, т.е. в эпоху до Потопа, нужно, чтобы всего лишь 21,1 млн кв. км, или 4,1% земной поверхности, были покрыты морями, населенными кокколитами. В дальнейших расчётах он опирался на основные необходимые параметры и обнаружил, что эта цифра может быть уменьшена до всего лишь 12,5 млн кв. км, или 2,5% земной поверхности, необходимых для производства заявленных 17,5 млн куб. км. кокколитов.

«Цветение» во время Потопа

Изображение кокколитов из отложений мелового периода, полученное при помощи сканирующего электронного микроскопа, Брайтон, Англия (фото доктора Иоахима Шевена)

При всей полезности, эти вычисления упускают из внимания одну важную проблему — меловые залежи образовались во время Потопа.  Геологи-креационисты могут не соглашаться по поводу расположения границы между допотопным и потопным в геологической летописи, но большинство из них считает отложения позднего мелового периода образовавшимися в заключительной стадии Потопа. В таком случае, кокколиты и фораминиферные  раковины, которые мы видим в меловых залежах, должны были появиться непосредственно во время Потопа,  а не в эпоху до Потопа продолжительностью 1600-1700 лет, по расчётам Вудмораппе, поскольку очевидно, что, если бы все эти ископаемые существовали до начала Потопа, то меловые залежи образовались бы сразу, а не в конце Потопа.

Аналогичным образом, вычисления Рота, показывающие возможность образования наблюдаемого количества вещества за одно тысячелетие, подтверждают, что современный известковый ил на океанском дне прекрасно вписывается во временные рамки от Потопа до наших дней, но совершенно не объясняет, как меловые залежи могли бы образоваться за время Потопа.

     Вместе с тем, и Вудмораппе, и Рот признают, что и в настоящее время скорость накопления кокколитов на дне не постоянна, а отличается резкими кратковременными колебаниями, поскольку при особо благоприятных условиях концентрация микроорганизмов в воде значительно возрастает, — например, при «цветении» и феномене красного прибоя. Интенсивное цветение может давать настолько высокие концентрации кокколитов, что вода кажется белой,^[17] а в периоды цветения планктона у берегов Ямайки зафиксировано увеличение числа микроорганизмов со 100 тыс до 10 млн на литр океанской воды.^[18] Причины цветения малопонятны ученым; среди возможных факторов называются волнение океана, ветер,^[19] разлагающаяся рыба,^[20] питательные вещества из впадающих пресных источников и ключей и температура.^[21]

Несомненно, все перечисленные условия должны были наблюдаться в процессе катастрофического всемирного Потопа, и потому ускоренное образование фораминиферами и кокколитофорами карбонатных осадков было вполне вероятно. Что касается термодинамических факторов, то они, определенно, не смогли бы воспрепятствовать образованию столь большого количества биомассы, поскольку Шадевальд, привлекший внимание к этой «проблеме», явно заблуждался. Было обнаружено, что получаемого Землей солнечного света достаточно для поддержания океанической биопродуктивности на уровне в 5-10 раз выше наблюдаемого и что сдерживающим фактором выступает не количество света, а наличие питательных веществ, особенно азота.^[22] К тому же, современный уровень солнечного ультрафиолетового излучения подавляет разрастание морского планктона.^[23]

     Довольно очевидно, что в условиях катастрофического Потопа — с проливными дождями, морскими штормами, с разлагающейся рыбой и другой органикой, при мощных извержениях вулканов, сопровождавшихся открытием «источников бездны», — было бы логично предположить, что  цветение океанских вод, вызванное этими факторами, было масштабным и повторяющимся. Тогда и отложение большого количества известкового ила, требующегося для  образования наблюдаемых меловых залежей, за короткое время в завершение Потопа тоже оказывается реалистичным предположением. Бурная вулканическая активность должна была привести к значительным выбросам пыли и пара, что, вместе с отличающимся от современного газовым составом атмосферы, снизило бы уровень ультрафиолетовой радиации. Вместе с тем, в заключительной стадии Потопа постепенное рассеивание и оседание выбросов позволило бы всё большему количеству солнечного света проникать к поверхности океанов.

     Температура океанской воды должна была повыситься к концу Потопа благодаря тепловой энергии, испускаемой при извержениях вулканов и движении магмы, а также скрытой теплоте конденсации воды. Повышенная температура воды в прошлом была отмечена эволюционистами в ходе изучения образцов мела и глубоководных осадков.^[24] Заметим, что этот факт также свидетельствует в пользу вероятного взрывного цветения фораминифер и кокколитофоров. Более того, в ходе той же вулканической активности в океан могло быть выброшено большое количество минеральных веществ и углекислого газа CO₂, столь необходимого микроорганизмам для синтеза карбоната кальция. Даже современный выброс вулканического CO₂ оценивается в 6,6 млн тонн в год, тогда как расчёты на основе данных о давних извержениях и о молодых вулканических отложениях в толще горных пород дают основания полагать, что в недавнем прошлом (т.е., в наиболее близкой к нам части эпохи после Потопа) в атмосферу и океаны было выброшено ошеломительное количество CO₂ — 44 млрд тонн.^[25]

Окончательный ответ

    Ученым известен случай, когда загрязнение прибрежных областей привело к резкому увеличению числа микроорганизмов в океанской воде до пиковых концентраций порядка 10 млрд/литр.^[26] По подсчетам Вудмораппе, в кубометре мела может содержаться до 3 x 10¹³ кокколитов при плотном их расположении (что редко встречается), а в случае вышеупомянутого цветения 10 млрд микроорганизмов на литр воды как раз равно 10¹³ микроорганизмов на кубометр.

     Взяв на вооружение рассчеты Вудмораппе, мы можем показать, что, если 10% земной поверхности, где сейчас находятся меловые залежи, было покрыто водой, как и должно было быть в заключительной фазе Потопа, и если в этой воде резко зацвели кокколитофоры и фораминиферы до концентраций 10¹³ микроорганизмов на кубометр воды в поверхностном слое воды глубиной до 500 метров, то понадобилось бы всего два или три таких периода резкого роста, чтобы образовалось число микроорганизмов, необходимое для формирования наблюдаемых меловых отложений. Во избежание опровержения этого вывода со ссылкой на тот факт, что при концентрации 10¹³ микроорганизмов на кубометр воды свет не проникал бы глубже нескольких метров от поверхности, напомним о способности фитофлагеллат, к которым относятся интересующие нас микроорганизмы, питаться бактериями, поскольку они являются миксотрофными организмами, т.е. способны вести себя и как аутотрофы, и как гетеротрофы, в зависимости от условий среды.^[27] Бактерии должны были присутствовать в воде в избытке, перерабатывая массу плавающих и затонувших органических объектов (мертвых рыб, растений, животных и т.п.), образовавшуюся в результате Потопа. Следовательно, продуктивность кокколитофоров и фораминифер не зависит от присутствия солнечного света, а для поддержания высокой концентрации микроорганизмов могло быть достаточно органического материала.

     На примере южной Англии, где три крупных меловых пласта расположены один над другим, мы видим совпадение версии о трех последовательных резких и масштабных периодах цветения с наблюдаемыми отложениями. Учитывая период сбрасывания кокколитов, не превышающий двух дней,^[28] эти меловые залежи могли образоваться всего за шесть дней, что легко согласуется с продолжительностью Потопа. Несомненно, набор условий, необходимых для цветения, должен быть соблюден во всей полноте, чтобы запустить столь масштабный взрывной рост популяции микроорганизмов, но доказательство того, что так оно и было, каждый может найти в существующих меловых залежах. Ещё одним аргументом в пользу образования в ходе катастрофического события и сверхинтенсивного масштабного цветения выступает однородность толстых меловых пластов по всему миру. В случае растянутого на миллионы лет процесса формирования отложений было бы неожиданно получить столь однородный пласт без включений других осадочных пород.  В меловых залежах наблюдаются вариации в плотности (см. Приложение), но не в однородности. Единственные вкрапления, встречающиеся в меловых залежах, — это окаменелости макроорганизмов, таких как аммониты и другие моллюски, сохранение которых в виде ископаемых также требует быстрого захоронения из-за размеров  (см. Приложение).

     Очевидно, в этой серии расчётов есть факторы, требующие более точной количественной оценки, однако мы имеем дело с катастрофическим Потопом, подобного которому больше не повторялось, что лишает нас возможности изучить его подробности. Вместе с тем, мы можем изучать горные породы, в которых отражены последствия Потопа. Отталкиваясь от наблюдений современности, мы можем предоставить реалистичные расчёты того, как меловые залежи могли образоваться за время и в условиях Потопа, и тем самым опровергнуть возражения и «вопросы», высказываемые критиками креационизма.

____________________________________________________________________

Приложение: «Hardgrounds» и другие ископаемые

Английские меловые залежи состоят из чередующихся тонких твердых слоев (англ. «hardgrounds») и мягких слоев большей толщины. На верхней поверхности тонких твердых слоев присутствует корка из прикрепленных раковин моллюсков, трубок червей и скелетов мшанок и видны следы активности различных сверлящих организмов. В связи с этим Вондерли утверждает:

«… таким образом, очевидно, что в период формирования меловых залежей каждый из твердых слоев достаточно долго  соприкасался с морской водой, чтобы быть просверленным и чтобы к нему прикрепились моллюски. … Это, несомненно, также говорит о прошествии многих тысяч лет».^[1]

Вондерли видит здесь доказательство невозможности отложения меловых пластов за время Ноева Потопа и необходимости миллионов лет для формирования горных пород.

Шевен^[2] хорошо знаком с твердыми прослойками в меле по опыту работы с отложениями ракушечного известняка в Германии, относящимися к так называемому среднему триасскому периоду. В предлагаемой Шевеном геологической модели эти отложения, вместе с английским мелом, образовалось непосредственно по завершении Потопа, и он абсолютно не видит доказательств тысячелетней истории формирования, столь «очевидных» для Вондерли. Шевен согласен с идеей накопления известняковых осадков в результате резкого роста биомассы некоторых микроорганизмов на фоне массового вымирания других в условиях всемирной катастрофы. Более того, он считает, что прослойки твердого материала, наблюдаемые в толще меловых залежей, объясняются перемещением и перераспределением известнякового ила потоками воды.

Но как же быть со следами сверлильщиков и прикрепленными раковинами и трубками? Они необязательно являются решающим «доказательством» прошедших тысячелетий, как настаивает Вондерли. Моллюски, черви и прочие морские обитатели оставались за бортом Ковчега, и некоторые из них пережили Потоп у себя «дома», в океане.  Когда произошел резкий рост численности организмов, то это привело  к появлению огромной массы раковин фораминифер и кокколитов, их останки погружались на глубину и переносились водами Потопа, а затем оседали в виде чередующихся слоев меловых залежей. Прочие морские жители оказывались захвачены подводным движением и захоронены заживо среди известняковых осадков, отсюда их присутствие в толще мела. Нельзя отрицать вероятность того, что в остававшееся им время до гибели некоторые из этих организмов попытались закрепиться и вернуться к обычной для них активности на тех временных поверхностях, где они внезапно оказались.

Прим.ред: См. также ответ доктора Таса Уокера на критику в статье «Are hardgrounds really a challenge to the global Flood?».

Ссылки

1. Wonderly, D., 1977. God’s Time-Records in Ancient Sediments, Crystal Press, Flint, Michigan, pp. 130–131. 
2. Scheven, J., 1990. The Flood/post-Flood boundary in the fossil record. Proceedings of the Second International Conference on Creationism, R.E. Walsh and C.L. Brooks (eds), Creation Science Fellowship, Pittsburgh, Pennsylvania, Vol. 2, pp. 247–266.

____________________________________________________________________

Ссылки и примечания

1. Pettijohn, F.J., 1957. Sedimentary Rocks, Harper and Row, New York, pp.400–401. 
2. Pettijohn, Ref. 1. 
3. Encyclopædia Britannica, 15th edition, 1992, 25:176–178. 
4. Encyclopædia Britannica, Ref. 3. 
5. Kukal, Z., 1990. The rate of geological processes Earth Science Reviews, 28:1–284 (pp. 109–117). 
6. House, M., 1989. Geology of the Dorset Coast, Geologists’ Association Guide, The Geologists’ Association, London, pp. 4–10.
7. Schadewald, R.J., 1982. Six ‘Flood’ arguments creationists can’t answer. Creation/Evolution IV:12–17 (p. 13).
8. Hayward, A., 1987. Creation and Evolution: The Facts and the Fallacies, Triangle (SPCK), London, pp. 91–93.
9. Morton, G.R., 1984. The carbon problem. Creation Research Society Quarterly 20(4):212–219 (pp. 217–218). 
10. Roth, A.A., 1985. Are millions of years required to produce biogenic sediments in the deep ocean? Origins 12(1):48–56. 
11. Berger, W.H., 1969. Ecologic pattern of living planktonic foraminifera. Deep-Sea Research 16:1–24. 
12. Berger, W.H., 1976. Biogenous deep sea sediments: production, preservation and interpretation. In: Chemical Oceanography, J. P. Riley and R. Chester (eds), 2nd edition, Academic Press, New York, Vol. 5, pp. 265–388. 
13. Pasche, E., 1968. Biology and physiology of coccolithophorids. Annual Review of Microbiology 22:71–86. 
14. Honjo, S., 1976. Coccoliths: production, transportation and sedimentation. Marine Micropaleontology 1:65–79; and personal communication to A.A. Roth. 
15. Black, M. and Bukry, D., 1979. Coccoliths. In: The Encyclopedia of Paleontology, R. W. Fairbridge and D. Jablonski 
(eds), Encyclopedia of Earth Sciences, Dowden. Hutchinson and Ross, Stroudsberg, Pennsylvania, 7:194–199. 
16. Woodmorappe, J., 1986. The antediluvian biosphere and its capability of supplying the entire fossil record. Proceedings of the First International Conference on Creationism, R. E. Walsh, C.L. Brooks and R.S. Crowell (eds), Creation Science Fellowship, Pittsburgh, Pennsylvania, Vol. 2, pp. 205–218. 
17. Sumich, J.L., 1976. Biology of Marine Life, William C. Brown. Iowa, pp. 118, 167. 
18. Seliger, H.H., Carpenter, J.H., Loftus, M. and McElroy, W.D., 1970. Mechanisms for the accumulation or high concentrations of dino agellates in a bioluminescent bay. Limnology and Oceanography 15:234–245. 
19. Pingree, R.D., Holligan, P.M. and Head, R.N., 1977. Survival of dino agellate blooms in the western English Channel. Nature 265:266–269. 
20. Wilson, W.B. and Collier, A., 1955. Preliminary notes on the culturing of Gymnodinium brevis Davis. Science 121:394–395. 
21. Ballantine, D. and Abbott,B. C., 1957. Toxic marine agellates; their occurrence and physiological effects on animals. Journal of General Microbiology 16:274–281. 
22. Tappan, H., 1982. Extinction or survival: selectivity and causes of Phanerozoic crises. Geological Society of America, Special Paper 190, p. 270. 
23. Worrest, R.C., 1983. Impact of solar ultraviolet-B radiation (290–320nm) upon marine microalgæ. Physiologica Plantarum 58(3):432. 
24. Vardiman, L., 1994. Ocean Sediments and the Age of the Earth, Institute for Creation Research, El Cajon, California (in preparation). 
25. Leavitt, S.W., 1982. Annual volcanic carbon dioxide emission: an estimate from eruption chronologies. Environmental Geology, 4:15–21.
26. Roth, Ref. 10, p. 54. 
27. Encyclopædia Britannica, 15th edition, 1992, 26:283. 
28. Sumich, Ref. 17.